Кабинет русского языка часть 4

Сергей положил телефон после разговора с Витей, и по его лицу расползлась медленная, хищная улыбка. Фотография Людмилы Петровны идеально открывалась у него в галерее. Он солгал. Ему нужно было не переотправить файл — ему нужно было возвыситься.

Он жил один в просторной трёхкомнатной квартире — подарок заморских родителей, вечно занятых бизнесом. Одиночество было его царством. Он прошёл в кабинет отца, где на стене висел огромный, в полстены, профессиональный монитор 8K, подключённый к мощному игровому компьютеру. Это был его алтарь.

Он отправил фотографию с телефона на компьютер. Через мгновение она загрузилась на экране с таким разрешением, что, казалось, можно было сосчитать ресницы на её веке. Каждая тень на коже, каждый отблеск в её глазах были гиперреальными.

Но Сергею было мало простого просмотра. Его мозг, извращённый и изощрённый, требовал большего. Он запустил нейросеть для обработки изображений, которую обычно использовал для школьных проектов. Он увеличил резкость, углубил тени, сделал цвета ещё более сочными, плоть — ещё более живой и осязаемой. Он не просто смотрел на фото — он реконструировал её, делая идеальной до сюрреализма.

Потом он достал с полки VR-шлем отца — дорогую игрушку, которую ему запрещали трогать. Он быстро разобрался, как вывести изображение в виртуальную реальность. Надел шлем.

И вот она была там. Не на экране. В полный рост, в масштабе 1:1, стояла перед ним в центре кабинета. Он мог обойти её вокруг, мог приблизиться так близко, что казалось, чувствует тепло её кожи. Его дыхание перехватило. Это был абсолютный, окончательный триумф технологии над реальностью. Он достиг пика обладания.

Он расстегнул свои идеально отглаженные школьные брюки. Его мастурбация была не животной, как у Вити. Она была ритуалом поклонения цифровому идолу. Он говорил с ней, стоя на коленях перед её голографическим изображением:

— Вы видите? Я могу вас увековечить. Я могу сделать вас вечной. Они все — мальчишки. Они видят только плоть. А я... я вижу форму. Совершенную форму.

Его движения были медленными, точными, почти научными. Он наслаждался не столько физическим ощущением, сколько своей властью над этим цифровым призраком, своей способностью манипулировать им.

И именно в этот момент высшего, почти мистического упоения его собственной гениальностью, его осенила идея. Ему стало скучно. Одному. Ему нужен был зритель. Нужен был тот, кто оценит не просто фото, а весь этот грандиозный технологический акт обладания. Тот, кто поймёт его масштаб.

Он снял шлем, взял телефон и написал не Вите. Он написал Алине. Девочке из параллельного класса, которая училась на художника, была тихой, странной и, как он знал, так же одержима красотой и анатомией, как и он. Она оценила бы эстетику, а не просто пошлость.

Он не стал ничего объяснять. Он просто отправил ей обработанное, безупречное фото без единого слова.

Через три секунды ему позвонили. —Сергей? — её голос дрожал от возбуждения, смешанного с ужасом. — Это... это кто? Это же... Людмила Петровна? Откуда? Это же... это же искусство!

Он улыбнулся про себя. Попадание в точку. —Эксперимент, — холодно ответил он. — Думал, ты оценишь работу со светом и композицией. Студийная работа высшего класса.

— Это сокрушительно, — прошептала она. — Она же... она богиня. А ты... ты где это взял?

— Это не важно, — парировал он. — Важно, что теперь это есть у нас.

Он сказал «у нас». Это был гениальный ход. Он не просто делился добычей — он создавал тайный альянс, клуб избранных ценителей.

— Никому, — тут же выдохнула она, и в её голосе послышалась та же собственническая нотка, что была у него. — Это только наше. Только наша тайна.

Он положил трубку, удовлетворённый. Он лежал на полу в кабинете, глядя в потолок. Физическое удовольствие утихло, сменившись гораздо более мощным — интеллектуальным и эмоциональным триумфом. Он не просто мастурбировал. Он курировал. Он не просто обладал фотографией — он обладал знанием, что кто-то ещё сейчас смотрит на неё и испытывает то же, что и он. И этот кто-то — обязан ему этим.

Его одиночество больше не было пустым. Оно было заполнено призраками его собственного создания — Вити, который боялся, Алины, которая боготворила, и её, Людмилы Петровны, вечным, идеальным, пойманным в пиксели изображением, которое он мог растянуть на всю вселенную своего экрана. Он был богом в своём цифровом пантеоне.